Срочно нужен гробовщик [Сборник] - Дороти Сейерс

Лоренс Палинод, верный себе, не заметил, что Люк появился не из входной двери.

— Я не слышал вашего стука, — произнес он с достоинством.

Пожалуй, сейчас только это замечание могло привести Люка в замешательство. Он открыл рот и тут же закрыл его, не сказав ни слова, но взгляд его продолжал возмущенно буравить не в меру разошедшегося Палинода.

Он секунд десять не отводил от Лоренса глаз, пока не вспомнил о Клайти. Она испугалась гораздо больше дядюшки и собирала силы для отпора. Но первые же слова Люка, поразив неожиданностью, вернули ей самообладание.

— У вас ведь есть какая-то другая одежда? — возгласил он. — Наряд, который вам к лицу?

Клайти виновато кивнула.

— Идите и переоденьтесь. Вы из этого выросли, — продолжал он и одним взмахом руки перечеркнул исследования Лоренса Палинода в области психологии пубертатного периода, равно как все семейные авторитеты.

— У меня в округе есть семнадцатилетние девушки, прекрасные жены и матери годовалых детишек, — развивал Люк предыдущее высказывание, и в его голосе слышалось мягкое увещевание, как всегда в разговоре с Клайти. Он вел себя с ней так, будто они знакомы сто лет; во всяком случае, понимал он ее как никто.

И она сразу его поняла. Улыбнулась с облегчением, без капли унижающей благодарности.

— Вы правы, — сказала она. — Именно это я сейчас и сделаю.

— Ты куда? Ты куда идешь? — ринулся было за ней Лоренс, удержав ее за плечо.

Клайти мягко, почти ласково высвободилась.

— Иду стать взрослой, — ответила она. — Я скоро вернусь. Лоренс тупо смотрел на захлопнувшуюся дверь, повернулся и тут только увидел Кампьена.

20. Денежные дела

— Я, знаете ли, не в восторге от вашего вторжения. Отнюдь, — сказал Лоренс Палинод, всем своим видом и движениями выражая недовольство, что, правда, не замедлил сгладить открытой застенчивой улыбкой. Садясь за стол, он опрокинул чернильницу, потянулся за промокашкой, которую, видимо, всегда держал под рукой, вытер лужицу и заговорил как испорченный громкоговоритель — голос то нещадно резал уши, то совсем пропадал.

— У меня был серьезный разговор с членами моей семьи. И вы не должны вмешиваться. Не имеете права.

Его длинная красноватая шея дернулась в сторону собеседников, как будто с трудом удерживая тяжесть головы.

— У вас мое письмо, инспектор. Потрудитесь вернуть.

Чарли Люк взглянул на источавший злобу листочек.

— Так это вы писали? — резко спросил он, вертя письмо в руках.

Близорукие глаза расширились от изумления.

— Я?! В приступе помешательства, вероятно? Любопытная версия, но не выдерживает критики. Разумеется, не я. Но вернуть прошу настоятельно — в свете событий этот документ представляется мне очень важным.

— Мне тоже, сэр. — И Чарли Люк опустил листок во внутренний карман.

Бледные впалые щеки Лоренса Палинода окрасились румянцем.

— Это нечестно! — возмутился он. — У вас их хватает.

— Откуда вы знаете?

— Любезный сэр, вы что, считаете это секретом? Люди, к вашему сведению, имеют обыкновение переброситься парой слов, а иные даже читают газеты.

Но Люк не собирался сдаваться.

— Почему вы решили, что это письмо из той же серии, если тех писем не видели?

— Как это не видел? Первое-то, уж во всяком случае, видел, даже пометку на нем сделал. Доктор мне сразу показал. А когда почтальон принес это, я тут же опознал изящный слог мадам Пер-нель.

— Она-то здесь при чем? Еще пять минут назад вы обвиняли мисс Уайт.

Тень глубокой скорби, безусловно искренней, скользнула по его угловатому, лишенному растительности лицу. Но он взял себя в руки — не в его правилах было выказывать чувства.

— О, вечная загадка женской души! — воскликнул он. — Возможно, вы ее ощущаете не так остро. А я… — Он замолчал и покачал головой. — Наверно, вы правы: она действительно мадам Пернель. Единственное, в чем можно не сомневаться.

Конечно, вряд ли это был подходящий язык для разговора с полицейским. Инспектор озадаченно насупился, опять явная неудача.

И Кампьен решил, что пора вмешаться.

— На вашем месте я не стал бы так нервничать, — сказал он.

— У полиции свои проблемы. Вы ведь не знакомы с мадам Пернель, инспектор?

— Не знаком? Еще как знаком! — воскликнул Люк. — Держит забегаловку на Саффолк-стрит, рядом с церковью. Старая клуша, добродушная и толстая, как бочонок доброго пива. Двух слов толком связать не может, а написать и того меньше. Мистер Палинод уже говорил о ней, мы проверили.

Лоренс вздохнул и неуклюже пожал плечами. Кампьен устроился поудобнее и достал сигареты.

— Помнится, где-то у Мольера встречалась некая Пернель — крайне желчная и зловредная особа, — как бы невзначай заметил он.

— В «Тартюфе», школьная программа, — устало обронил Лоренс и, повернувшись к Люку, добавил мягко, но и с некоторым раздражением: — С вами невозможно разговаривать.

— Где уж! — пробурчал тот.

— Почему вы решили, что письма писала ваша племянница?

— Кампьен снял очки и приготовился слушать.

— Об этом я предпочитаю молчать.

Не обращая внимания на негодующий возглас Люка, Кампьен продолжал.

— Библиотечные? — кивнул он на книги, стоявшие на подносе.

— По большей части да. К сожалению. Мои капиталы, увы, не позволяют покупать все книги, какие хочется.

— И давно они у вас?

— A-а, понимаю, куда вы клоните. С того дня, как пришло первое анонимное письмо. Надо, знаете ли, сначала изучить предмет, а потом уже действовать.

— Безусловно. — Кампьен был по-прежнему серьезен. — Простите за любопытство, вы, кажется, все свое внимание сосредоточили исключительно на письмах?

— Естественно.

— Почему?

Последний мужчина из рода Палинодов одарил Кампьена очередной ослепительной улыбкой.

— Потому что письма — единственная для меня загадка, — живо объявил он.

Люк покосился на коллегу. Кампьен чувствовал себя как рыба в воде.

— Я так и предполагал, — весело отозвался он. — Вы ведь перемыли все стаканы и чашки. Вымой вы только одну, было бы понятно, что я пришел бы к определенному выводу. Почему вы решили, что ваша сестра покончила с собой?

Лоренс задумался.

— Я не предполагал, что мне придется обосновывать свое мнение, — заговорил он наконец, — но раз вы так хорошо осведомлены, это облегчает дело. Гробовщик видел меня, да? Ну так вот, Руфь всегда отличалась некоторой расточительностью. И вот мы с Эвадной, нарушив заповедь невмешательства, вечером пожурили ее. Руфь очень расстроилась, легла спать, а на другой день умерла. Она просто была не в состоянии упорядочить свои траты.

— Она играла на бегах, вы хотите сказать?

Брови Лоренса поползли вверх.

— Если вам и это известно, остается только удивляться, почему вы сразу не увидели очевидное?

— Где она взяла яд?

Лоренс откинулся на спинку стула, приняв весьма неустойчивую позу, чего по рассеянности и не заметил.

— А вот это предстоит выяснить вам — подробности мне неизвестны.

— Почему вы перемыли все чашки и стаканы?

Лоренс немного помолчал.

— Сам не знаю, — наконец произнес он. — Честно говоря, я поднялся к Руфи только потому, что видел — наша милая хозяйка ожидает этого от меня. Я стоял, глядя на сестру, и думал, как жалко, что она пошла в дядюшку-математика. Математическая жилка — наследственная черта в нашей семье, она никогда не приносила никому ничего хорошего. И вдруг до меня дошло: да ведь она, скорее всего, покончила с собой. И тогда я тщательно вымыл всю посуду — не дай Бог кто-нибудь возьмет чашку с отравой и выпьет из нее.

— Прелестная сказочка! — взорвался Люк. — Значит, решив, что сестра отравилась, вы палец о палец не стукнули, а увидев анонимное письмо, забегали? Вы это хотите сказать?

Лоренс не удостоил его ответом.

— Знаете, я ведь впервые в жизни такое читал, — продолжал он, обращаясь к Кампьену. — Лютая ненависть этих писем оказала на меня физиологическое действие. Интереснейшее ощущение, достойное изучения. Вам не приходилось переживать подобное?

Кампьен прекрасно его понимал и следующий вопрос задал мягким, почти виноватым тоном:

— И вы пришли к выводу, что их написала ваша племянница?

Лоренс отвернулся.

— Вы это знаете, ведь вы подслушали наш разговор.

— Но доказательства-то у вас есть?

Лоренс посмотрел на Кампьена. Лицо его пылало.

— Уважаемый сэр, это мое личное расследование. Неужели вы рассчитываете, что я буду с кем-то делиться его результатами? Ведь речь идет о моей семье.

Кампьен какое-то время молчал.

— Хочу только заметить, — тихо сказал он, — что выбор методом исключения имеет свои опасности.

— Вы полагаете? — В глазах Лоренса зажегся интерес.